Здравствуйте, доктор! или Повесть о настоящем человеке

17 июня Казахстан отмечает День медика. Эта дата символична для всего медицинского сообщества страны, особенно для тех врачей и их помощников, которые заслуживают уважения, благодарности и искренних слов признательности спасенных ими людей.

По прошествии прожитых лет становится понятно, что не стоит искушать судьбу и противоречить ей. Если она в чем-то тебе отказывает – не сопротивляйся и прими это как должное. Пытаясь сделать что-то по-своему, потом пожалеешь о своём упрямстве.

В далекие 70-е годы, будучи сопливой егозой, я мечтала научиться кататься на коньках, стать фигуристкой и выписывать на льду немыслимые пируэты и вращения. Такая идея-фикс плотно засела в моей голове и занимала все воображение. Загвоздка была в самих коньках, вернее, в их отсутствии. Поскольку наша семья жила в Донецке – городе, известном сейчас всем в связи с последними событиями на Украине, то в продаже их просто не было. Регион засушливый, замерзающих водоемов почти нет, ледовых дворцов тоже, а во дворах катки не заливали. Наверное, и коньки поэтому у нас не продавали – где на них кататься? Но заветные «снегурочки» стояли у меня перед глазами и снились ночами.

В конце концов, видя мою настойчивость, родители пообещали купить их при первой возможности. Но возможность никак не представлялась: то деньги были потрачены на что-нибудь другое, то размер не подходил, то не сезон. Но я упорно продолжала ждать обещанного. И вот – ура, ура! – отец поехал в Жданов,ныне Мариуполь, на повышение квалификации и привез с приморского города предмет моих вожделений. Он работал следователем в милиции, поэтому, кроме коньков, у нас в доме появились интересные книги: «История криминалистики», «Дактилоскопия», «Баллистическая экспертиза». Все они были прочитаны от корки до корки, так как я была заядлым книгочеем – штудировала все подряди с большой охотой. Притом, за окном стояла осень, и я ждала зимы, как другие ждут лета, коротая свободное время за книгами. Коньки каждый день вынимались из коробки, осматривались и примерялись. Наконец, с крючка над письменным столом был снят портрет Гойко Митича, а на его место водружены «снегурки». Их созерцание скрашивало мое нетерпение.

Никогда еще осенние дни так долго не сменялись зимними, казалось, холода вообще не наступят. Но в начале декабря столбик термометра резко опустился вниз, и мороз сковал рукотворные неглубокие ставки в соседнем парке отдыха. Уроки начинались с обеда, поэтому я сорвала коньки с крючка и помчалась на ближайший пруд. Быстро нацепив ботинки на ноги, зашнуровав их на скорую руку, я ринулась на лёд. Но такие милые и симпатичные на вид «снегурочки» оказались на удивление коварными, даже подлыми: завернув мои ноги в спираль, они подкинули меня в воздух, заставили совершить цирковое сальто-мортале и распластали беспомощное тельце в виде лягушки.Всё, свет погас.

Когда я очнулась, увидела лица незнакомых людей, спрашивающих мое имя и адрес.Следом пришло ощущение острой боли – рука выгнулась коромыслом и побелела, как мел. Дальше «скорая», больничная палата, гипс, слезы мамы и сестры.

Перелом оказался очень сложным: сломались обе косточки от локтя к запястью, а одна из них раздробилась на части. Каждый день с утра меня водили в операционную, пытаясь собрать поврежденные фрагменты. Каждый день обезболивающие уколы, гипсовые бинты, тщетные усилия врачей, мои вопли и сочувственные вздохи медсестер. Больше всех старался и переживал за маленькую пациентку практикант Виктор Васильевич – студент мединститута. Фамилию, к сожалению, не помню, но имя-отчество запечатлелось в памяти навсегда.

А кусочки костей не складывались, как положено, разъезжались в разные стороны и срастаться не хотели. Опять рентген, снятие гипса, наркоз, ломка неправильно сросшихся косточек и выстраивание их в нужном порядке. Через месяц «мартышкиных» трудов заведующий отделением Евгений Иванович Крицкий вынес неутешительный вердикт: после Нового года предстоит хирургическая операция по вживлению фиксирующей спицы. Если все пройдет удачно, рука сможет сгибаться в локте, но кисть останется неподвижной. Тогда я еще не понимала всей сложности своего положения.

Между тем, праздник приближался. В актовом зале больницы установили ёлку до потолка, нарядили красавицу, повесили гирлянды, окна украсили снежинками. Детвора с энтузиазмом принимала участие в предпраздничной суете. Я в числе первых. Мало того, по вечерам, когда почти все врачи уходили домой, я на цыпочках прокрадывалась в зал и скользила по ровному блестящему паркету, воображая себя, как и раньше, фигуристкой на льду, не хуже Габриэль Зейферт или Елены Водорезовой. Прыжки, поклоны, выразительные взмахи руками - все это было представлено на суд воображаемых зрителей. Несколько раз нянечка вытаскивала меня оттуда за ухо, сокрушаясь, что, наверное, мне хочется сломать еще и вторую руку, а заодноноги и шею. Но строгие наставления не имели должного эффекта – меня притягивал импровизированный «лёд», пришлось закрыть зал на ключ.

В назначенное время состоялся утренник. Несмотря на больничные пижамы, выбритые чубы и тугие косы вместо нарядных причесок, гипсы и костыли, шины и лангеты,бал-маскарад удался на славу. Приходил Дед Мороз, раздавал подарки, детвора пела и плясала, отгадывала загадки, водила хороводы, веселилась, как будто дело происходило не в больнице, а в сказочном дворце.

В сам праздник наступило затишье: из медиков остались только дежурные врачи и сестры, многие больные, шедшие на поправку, отправились домой отмечать Новый год. Меня не отпустили. Поэтому я скучала, но это продолжалось недолго. Через несколько дней все вышли на работу, кроме самого главного – Евгения Ивановича. По какой-то причине он задержался после праздников. Этим воспользовался Виктор Васильевич и экстренно, с утра пораньше, собрал бригаду докторов. Меня вытащили из столовой и повели в операционную – решили оперировать немедленно. Положили под огромную лампу, надели кислородную подушку - общий наркоз, и я провалилась в темноту.

Операция длилась долго. Несколько раз я просыпалась, когда заканчивался кислород и меняли подушку, лампа монотонно светила в глаза, пахло камфарой и йодом, мелькали ножницы и скальпели. В очередной раз я проснулась уже в палате. На моей постели сидел все тот же Виктор Васильевич – бледный и измученный, но довольный. Он сообщил, что эта операция, скорее всего, последняя, с чем он поздравляет и меня, и себя. Но такой сорванец, как я, должен вести себя спокойно, в коридорах не вертеться, не прыгать, не бегать, тем более не шастать в актовый зал, выплясывая там польку и краковяк.Нужно потерпеть какое-то время и поберечь руку – лишний раз ею не двигать, пальцы не трогать.

На следующее утро разразился скандал: явился Крицкий и при обходе пациентов узнал, что операция мне уже проведена, притом, не такая, как он планировал. Немедленно прекратив осмотр больных, он велел «виновникам»явиться в ординаторскую на разборки. Часа два из кабинета доносились разъяренные крики, диалоги на повышенных тонах, угрозы, морали и оправдания. Мы с Танюшкой - подругой по несчастью – по очереди тихонько подходили к двери и слушали скандал. Хотя прислушиваться не было необходимости – громы и молнии бушевали не только в нашем отделении, от них тряслись стены во всей больнице. Грузный и тучный Евгений Иванович гремел своим басом, что он всем покажет, не позволит умничать, они его попомнят и тому подобное. Виктор Васильевич, хоть и не так громко, но уверенно парировал, что если есть возможность спасти руку и не оставить девчонку инвалидом, то он использует этот шанс.

Из кабинета бедные врачи вышли как с креста снятые, с лицами пунцового цвета. У Крицкого губы были сжаты в нитку, а массивные роговые очки болтались на кончике носа, из которого, казалось, вот-вот вырвется пламя. Глаза Виктора Васильевича горели праведным гневом, медицинская шапка сползла на затылок, а завитки волос прилипли к мокрому лбу. Остальные выглядели не лучше, их вид говорил о душевном смятении и растрепанных чувствах.

Как ни грозился главный эскулап немыслимыми карами и наказаниями, повторную операцию делать не стал, ходил мрачный, пыхтел и мало с кем разговаривал, засобирался на пенсию. Зато мой благодетель выглядел молодцом и летал на крыльях победы – кости-то срастались правильно и измученная рука медленно, но заживала.

Выписали меня только в мае. Мои одноклассники уже ушли на летние каникулы и мотались по улицам в свободном полёте, а я все смотрела в сторону родного дома из-за ограды больничного сквера. Когда разрезали гипс, мой рот раскрылся от удивления и испуга: многострадальная рука была вдвое тоньше здоровой руки, серого цвета, а кожа превратилась в чешую и сползала, как со змеи.

Все лето пришлось провести в стенах квартиры и лишь из окна наблюдать, как детвора играет в жмурки, казаки-разбойники, классики, строит шалаши, опекает дворовых кошек и собак. Иногда друзья навещали меня, но долго ли усидишь в четырех стенах, когда летняя пора в разгаре! Почти каждый день родители по очереди водили меня на физиотерапию: иглоукалывание, электрофорез, горячий парафин. Так, медленно, но верно покалеченная рука пришла в прежнее состояние.

Глядя на себя в зеркало, вижу, что одно плечо ниже другого – в течение жизни перелом давал о себе знать, и тяжести приходилось носить в другой руке. Поэтому плечевой пояс и нарушился. Но это чепуха – рука-то действует, ею я пишу эти строки. А ведь она могла болтаться бесполезной плетью. Спасибо моему спасителю – начинающему тогда хирургу, практиканту Виктору Васильевичу. Всю жизнь я мысленно благодарю и благословляю его, каждый раз вспоминая теплыми и восторженными словами. Он – образец для подражания тем, кто выбрал эту профессию. Сочувствие, боль и переживание за другого человека, принципиальность, профессионализм, способность ради ближнего забывать о себе, бескорыстная помощь – вот что движет подобными альтруистами. Именно такие люди могут смело выбирать профессию врача. Трепетное сердце, ясный ум и светлые помыслы - залог успеха на этом поприще. Как было бы здорово, если бы этими качествами обладали все современные медики, чтобы их руки творили чудеса, а не только считали деньги.

Всем, кто верен клятве Гиппократа, хочется пожелать успехов в их благородном деле, чтобы здоровье было крепким не только у пациентов, но и у них самих, и побольше последователей, решивших лечить людей не из корыстных побуждений, а за честь и совесть, за престиж своей профессии.

Фото Малики Хамракуловой, а также otekam.net, Sputnik Молдова, www.pravmir.ru, t-l.ru