Правдивая история из прошлого

На дворе зима, мороз и холодный ветер, а мне вспомнилось лето и моя счастливая молодость в противовес к студеной погоде и непростым будням переменчивой нынешней жизни. Мои ровесники, наверное, помнят счастливые и богатые на приключения студенческие годы, как весело проводили они летнюю пору в стройотрядах, а осень – на картофельных полях, оказывая посильную помощь народному хозяйству своей кипучей энергией и юношеским энтузиазмом. Но взявшись за какое-нибудь дело, большинство старалось подойти к нему не формально, а вполне ответственно. Мы соединяли приятное с полезным и сейчас, по прошествии стольких лет, не жалеем о том времени, вызывающем щемящую ностальгию. Досадно лишь одно, что теперь такая помощь не практикуется, а промышленность и сельское хозяйство пущены в свободное плавание.

Меня сия «картофельная» чаша минула, но все-таки я поучаствовала в сборе урожая на других плантациях, притом, уже после защиты диплома и распределения. Отработав по направлению на производстве почти год, я попала в список «счастливчиков» и с наступлением летней страды мне с несколькими другими очередниками предстояла поездка в близлежащий колхоз на заготовку сена. В списке нас оказалось девять девчат и один парень – бригадир, так сказать. Как в известной частушке – «восемь девок, один я», но с небольшой разницей. В назначенный день мы прибыли к месту назначения. В качестве общежития нам предоставили старую школу. Просторное, светлое здание с одним, но большим учебным классом, кухней, складом и подсобками. Посередине классного помещения возвышалась массивная голландская печь, выложенная изразцами и мозаикой. Некоторые фрагменты декоративного убранства отвалились от времени, что придавало печке еще более диковинный вид. Классная комната должна была выступать в новой для себя роли спальни. Здесь уже стояли кровати с пологами, матрацами и хрустящим льняным постельным бельем. На кухне постояльцев поджидала гора посуды: на столах громоздились тазы, ведра, кастрюли, казанки и сковородки.

Школьный двор отличался необыкновенной живописностью. Затененный раскидистыми липами и березами, увитый плющом и хмелем, он больше напоминал предместье старинной усадьбы. Здесь же находился колодец, неподалеку были сложены пахнущие свежей древесиной поленья – топить печку в случае ненастья или прохладной погоды, что в средней полосе России не редкость.

Не успел наш девичий батальон осмотреться и распаковать свои ридикюли, как привезли обед, но предупредили, что со следующего дня куховарить мы будем сами. Для этого нам сгрузили туши барашков прямо с фермы, молоко, сметану, масло и муку. Мешки с картошкой-капустой, свеклой-морковкой, связки лука и чеснока заняли свое место на продуктовом складе. Здесь же, на заднем дворе, была посажена зелень: укроп, петрушка, сельдерей, горох и фасоль.

Наш коллега-бригадир, будучи парнем рукастым, приступил к проверке хозяйства: накрыл мешковиной поленницу, подтянул клапан на газовом баллоне, чтобы газ не коптил. Затопив печку и обнаружив в ней слабую тягу, он прочистил вьюшки и дымоход, отрегулировал заслонки. Ревизия постигла электросамовар, утюги и кипятильники. Вечером, обосновавшись на новом месте, слушая, как приятно потрескивают горящие дрова и распространяют тепло в давно пустовавшем помещении, мы распределили на всех дежурство по кухне и обсудили план работ.

 ОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК

Лето выдалось солнечное вопреки привычно прохладной погоде с частыми дождями, что закономерно для этих северных широт. От скошенной травы пахло медом, комашки и букашки соревновались в искусстве стрекотания и жужжания. Кузнечики исполняли соло на воображаемых скрипках, соединяясь в стройный хор, а пчелы, стрекозы и мотыльки сновали взад-вперед по своим неотложным делам. Поля, холмы и косогоры были один краше другого. Природа отличалась необыкновенной пышностью и обилием цвета. Я, уроженка донецких степей, где небо прозрачно, а вместо лесов – редкие посадки в виде небольших полос, не могла налюбоваться насыщенной синевой небосвода и объемными облаками, отливающими серебряным перламутром. А от яркой зелени лесной чащи с густыми зарослями папоротника, зверобоя, душицы и остального разнотравья невозможно было оторвать взгляд. Богатство природы и разнообразие ее форм поражало и притягивало внимание случайного путешественника, превращая его в очарованного странника. Вид такого обескураженного странника имела и я, потому что, раскрыв рот, глазела на раскинувшиеся просторы, забывая порой о своих обязанностях.

А меж тем меня ждало неубранное сено, и вилы, настырно упираясь в плечо, напоминали о себе и о сенокосе. Ненавязчивый гул мотора дежурного тракторишки, на прицеп которого этими вилами мы грузили сено, также время от времени отвлекал меня от созерцания неописуемых красот. К тому же и работать мне было нелегко – мой «бараний» вес в сорок шесть килограммов не позволял с легкостью метать довольно увесистые букеты полусухой травы. Пыхтя и тужась на каждом подъеме, я с трудом поспевала за остальными. Это не придавало мне оптимизма, и мысленно я корила себя за низкую работоспособность. Наблюдая за моими тщетными усилиями в течение нескольких дней, товарки отняли у меня вилы и вручили грабли – собирать остатки сена по полю. Грабельки были небольшие, легкие, с деревянными зубчиками, с ними я управлялась гораздо проворнее. Девчата смеялись, сравнивая меня с одиноким аистенком, который неспешно бродит по жнивью, выискивая в стерне семена и выпавшие из колосьев зерна.

В один из дней нас в спешном порядке перевезли на плантацию, засаженную кукурузой, и попросили помочь с прополкой этой культуры. Поскольку выбор у нашей команды отсутствовал, то мы с готовностью взялись за тяпки. Через несколько часов этого согбенного труда я снова оказалась позади всех. Рядки уходили за горизонт, конца-края им не было видно. И силуэты моих подруг тоже растворились за чертой видимости. А я все топталась на одном месте. Тщательно окучивая каждое растение, я не могла понять – как у других это выходит быстро и ловко. Солнце стояло в зените, спина ныла от неудобного положения. На глаза наворачивались слезы, а к горлу подступал ком. Почему я такая неудачница? За что не возьмусь, везде оказываюсь в хвосте. Сквозь пелену слез смутно различались девчата, которые управились со своими грядками и возвращались обратно, попутно пропалывая и мои с обратного конца. Это обстоятельство еще больше усугубило мои терзания. Увидев меня в таких расстроенных чувствах, они только рассмеялись, сказав, что один за всех и все за одного.

КУЛИНАРНЫЙ ОПЫТ

Одно меня утешало – девчонки с нетерпением ждали моего дежурства на кухне. Как и для любой хохлушки, приготовление вкусной еды – традиция и национальная черта. Поэтому украинские борщи, солянки, котлеты, пельмени, пироги, пампушки и галушки, кисели и узвары чередовались в моем меню и выходили на славу. Следует сказать, что особой тяги к готовке я не испытывала и делала это из чувства долга, а не из склонности к кулинарному искусству. Но кухня меня почему-то любила, любит и сейчас совершенно без всякой взаимности. При минимальных стараниях результат моих гастрономических опытов оказывается положительным. Подруги не уставали меня хвалить за разносолы, хотя ничего особенного я в них не находила. Обычные блюда, какие на Украине готовят каждый день в любой семье. Видя мои переживания по поводу провала в работе на колхозной ниве, девчонки предложили отменить кухонное дежурство и взять стряпню в свои руки, поскольку все равно я готовлю лучше всех. Одним словом, делать то, что у меня хорошо получается. Но так как к поварскому делу моя душа не лежала, то я решительно отказалась. К тому же, все будут находиться на свежем воздухе, на лоне прекрасной природы, в минуты отдыха общаться между собой и собирать землянику на солнечных пригорках. А я должна воевать с плитой и дровами, беседовать с кастрюлями, ложками и поварешками. Такую альтернативу я отмела сразу, ответив, что буду трудиться в поле на общих основаниях. Никто не настаивал, и до конца уборочного сезона все оставалось по-прежнему.

Несмотря на отсутствие телевизора и, тем более, интернета, мы весело и с пользой проводили вечера. В те времена преобладало живое общение, а непосредственное соприкосновение с природой существенно расширяло кругозор и пополняло копилку знаний и жизненного опыта. Поскольку лето было сухое, то к нашему колодцу однажды забрел медведь – зверь искал, где бы напиться. Утром мы обнаружили медвежьи следы на влажной земле вокруг колодца и пустое опрокинутое ведро. Сочувствуя косолапому, мы решили наполнять водой несколько ведер и оставлять их на виду, чем хозяин леса и воспользовался. Жители деревни не удивились такому случаю, они и сами замечали неподалеку от жилья то лося, то кабана, то лисицу. Лесная живность в поисках источника воды выходила из чащи, где все лужицы и канавки пересохли из-за отсутствия дождей.

В те летние месяцы я загорела так, как нигде больше. Мне не удалось достичь такого эффекта ни в Крыму, ни на Кавказе, ни здесь – на Каспийском побережье. Находясь с утра до вечера в поле под ласковым, умеренным солнышком, я получила стойкий, насыщенный загар. Слой за слоем пигмент ложился на кожу постепенно и прочно удерживался на ней, придавая темный, экзотический оттенок. Волосы, и без того светлые от природы, под северными лучами выгорели до льняного состояния. Трудно представить платиновую натуральную блондинку с цветом кожного покрова, как у папуаса. Удивленные знакомые сравнивали меня в лучшем случае с цыганкой, а в худшем – с мебелью темной полировки.

КНУТЫ И ПРЯНИКИ

После окончания командировки, заработав отгулы, я сразу же взяла билет на самолет, чтобы побывать на родной Украине и повидать родителей. Мой внешний вид вызвал у них, мягко говоря, недоумение. Родственники ожидали, что на природе и на сельских хлебах я поправлюсь и приобрету цветущий вид. Но худосочное создание черного цвета не отвечало их представлениям и совсем не напоминало пышную, дородную и белокожую дивчину, какой, по глубокому убеждению всех хохлов, должна быть настоящая украинка. Поэтому вся родня смотрела на меня с сожалением и пожимала плечами, дружно советуя срочно поправиться и отбелиться каким-нибудь средством. А узнав о моих «успехах» на сельской ниве, сочла совсем пропащей. Отпуск я провела в тревоге и с холодком на сердце считала дни до его окончания и своего выхода на работу, где меня ожидало еще более суровое порицание.

Уныло и нехотя плелась я в родное заводоуправление, боясь встретить кого-нибудь из сослуживцев. К моему отделу – главного технолога - вел длинный коридор, и мне хотелось, чтобы он никогда не кончался. Все, наверное, уже знают, как я отличилась. Дойдя до дверей отдела, я увидела стенную газету и в ее уголке - о, ужас! – свою фотографию. Вот он – позор, меня, горемыку, прославили не только в коллективе, но и на весь огромный завод. Ноги мои подкосились, а глаза зажмурились. Как у ребенка, который думает, что если он никого не видит, то и сам становится невидимкой. Как же незаметно прошмыгнуть на рабочее место и как оправдаться? Но любопытство все-таки взяло верх, и взгляд зацепился за печатные строчки газеты. Не может быть! Заметка имела мирный характер и расхваливала меня на все лады. Оказывается, я редкая труженица, и несмотря на тщедушную конституцию, старалась наравне со всеми на уборке сена. А на прополке добросовестно колдовала на грядках, выпалывая сорняки и окучивая каждое растение так заботливо, будто работала на собственном огороде. К тому же она, то есть я, отличная кулинарка, готовит так, что пальчики оближешь и обязательно попросишь добавки.

Не веря глазам своим, я стояла ошарашенная написанным. Камень свалился с моей души. Вот так сюрприз! Не передать, как было радостно, что коллеги обо мне такого высокого мнения и что вместо публичной порки я получила одобрение. Согласитесь, это приятнее, чем было бы наоборот: надеяться на похвалу, а получить выговор.

Положительное развитие событий дополнила хорошая зарплата, начисленная колхозом, к которой приплюсовали денежный оклад, сохраненный на предприятии. К тому же в качестве поощрения мне доверили роль Снегурочки на предстоящих новогодних торжествах и проведение праздничной беспроигрышной лотереи, что также подразумевало премию. Одним словом, я получила и моральную, и материальную поддержку.

Так что все мои мучительные сомнения, тревоги и угрызения совести оказались напрасными. Но, повторюсь, это гораздо лучше, чем излишняя самоуверенность и равнодушное отношение к делу.