″Живых все меньше в телефонной книжке″: ушел Валентин Гафт

РИА Новости, Павел Сурков. Потеря Валентина Гафта — труднопонимаема и трудноизмерима пока для всех нас. Валентин Иосифович был настолько важной фигурой в современном театре и кинематографе, что в принципе будет сложно представить большое театральное искусство без Гафта, пусть даже в последние годы он мало снимался и редко выходил на сцену.

 

 

 

 

 

Он был символом красоты и ума, количество поклонниц Гафта не поддавалось исчислению за все годы его карьеры. Но и его сценический и экранный образ, конечно, связан с использованием невероятной фактуры: у Валентина Иосифовича — природная стать и совершенно фантастическое обаяние.

 

 

Да, его первое появление на экране в "Убийстве на улице Данте", казалось, навеки закрепит за ним образ главного киномерзавца эпохи, но он довольно быстро сумел вырваться за пределы одного амплуа (хотя магическое отрицательное обаяние нет-нет да и давало о себе знать).

Он мог быть как опереточным злодеем вроде Сатанеева в "Чародеях", так и благородным полковником в рязановском "О бедном гусаре замолвите слово" или даже несколько романтичным бюрократом в "Гараже".

Но одной из самых мощных работ в "Современнике" и, возможно, даже за всю историю этого театра стал спектакль "Пока существует пространство", поставленный Саидом Баговым для себя и для Гафта. Это разговор двух нервных и усталых людей, разговор отца и сына, двух поколений — фантастическая театральная фуга для двух исполнителей, с которой никто, кроме Гафта, не мог справиться — с его невероятным чувством времени, чувством такта и потрясающей работой с партнером. Этот спектакль, который игрался из-за возраста и самочувствия актера не так часто, неизменно собирал аншлаги и стал очень важным символом соединения театральных эпох, стилей актерской игры и являл собой очередной эксперимент, в котором Гафт с радостью участвовал.

 

 

Он обожал жанр поэтических вечеров и театрализованных концертов — с удовольствием выступал со своей супругой Ольгой Остроумовой дуэтом: она читала стихи поэтов Серебряного века, а он — вклинивался с собственными строчками.

 

 

Он пел, о чем молчали мы, себя сжигая пел,
Свою большую совесть в мир обрушив.
По лезвию ножа ходил, вопил, кричал, хрипел
И резал в кровь свою и наши души.

 

 

Порой Гафт направлял остроту своего ума на политические или важные социальные события (одно из иронических посвящений, к примеру, — в адрес радиостанции, которое он назвал "Муха Москвы"). В каких-то вещах Гафт был не просто артистом, но еще и гражданином – со своей четко оформленной и защищаемой позицией.

 

Однажды на него рассердилась Лия Ахеджакова за посвящение: "Актриса Лия Ахеджакова всегда играет одинаково". Однако сам Гафт на это мгновенно парировал: "Ну чего обижаешься? Ты всегда играешь одинаково хорошо!"

 

 

Он порой был строг и к себе, и к режиссерам, и к драматургам — попасться под горячую руку и острый язык Гафта не хотелось никому. Впрочем, эта критичность и безжалостность была свойственна ему в первую очередь по отношению к самому себе: как любой большой актер, он обладал и железной волей, и невероятной силой духа, и высочайшим уровнем ответственности — или ты должен играть блестяще, или вообще не появляйся на сцене и в кадре!

 

 

И именно за это он был искренне любим. И именно поэтому его уже так остро не хватает.